Кульминация писательской деятельности

По возвращении из Стокгольма Бурнонвиль заканчивает вторую часть своих мемуаров. Первый том, вышедший в 1847 году, назывался "Моя театральная жизнь". Второй том он назвал "Театральная жизнь и воспоминания" (1863). А третий состоит из трех частей: "Театральные поездки и балет" (1876), "Воспоминания и картины времени" (1877) и "Воспоминания о путешествиях, размышления и биографические наброски" (1878). Каждая книга имеет свой характер, несет на себе печать различных этапов жизни автора. Но временная привязанность мемуаров сознательно притушевывается писателем, для чего он пользуется иногда подчеркнуто наивным языком. Он пишет о всех и каждом в равнодушно-любезном тоне, предпочитая свободную форму, которая позволяет ему вставлять в описание отдельных балетных произведений или впечатлений от путешествий биографические моменты или упоминания о неприятных для него людях и событиях. Так, например, свидетельство его чувств в отношении мировой знаменитости, датской танцовщицы и хореографа Люсиль Гран, я нашел только в одном месте дневников. Там написано:

"Французское письмо к мадемуазель Юнг, урожденной Люсиль Гран, в Мюнхен для того, чтобы проложить путь для Шарлотты (певицы. - Прим. авт.). Чего не сделаешь ради любимого ребенка!"^*.

^* (Journal, 10 januar 1859.)

В этих воспоминаниях имеются целые абзацы, носящие почти афористический характер. Эта особенность литературной манеры Бурнонвиля достигает кульминации во втором томе в разделах "Хореографический "Символ веры", "Светский и национальный танец", "О преподавании танца" или в главе "О возвращении сценического искусства".

Известный датский драматург Кьелль Абелль^* писал в 1930-х годах о Бурнонвиле:

^* (Абелль Кьелль (1901-1961) - датский драматург, автор философско-символических антифашистских пьес.)

"Самое удивительное в Бурнонвиле то, что он и в настоящее время по-прежнему так хорош, что невозможно представить себе ничего лучше". Можно только присоединиться к этому справедливому мнению об авторе следующих строк:

"Веселость есть сила, опьянение - слабость"^*.

^* (Классики хореографии, с. 265.)

"Прекрасное постоянно сохраняет свежесть нового, но в больших дозах утомляет...

Танец может, с помощью музыки, возвыситься до поэзии, но может также, при избытке гимнастики, снизиться до фиглярства; так называемая трудность имеет бесчисленных адептов, зато кажущаяся легкость достигается лишь немногими избранниками.

Вершиной мастерства является уменье скрывать механику и напряжение под видимостью гармонического спокойствия.

Манерность не есть характер, и аффектация - решительный враг грации

Каждый танцор должен рассматривать свое трудное искусство как звено в цепи прекрасного, как полезное украшение сцены, а последнюю - как важный фактор духовного развития народов"^*.

^* (Классики хореографии, с. 265-266.)

Истины ради надо признать, что эстетическая концепция, стоящая за словами Бурнонвиля, остается жизненной не только на протяжении ста лет с начала творческой деятельности балетмейстера, как отмечал Кьелль Абелль, но спустя столетие после кончины Бурнонвиля. Ее не разрушили ни широкие международные контакты в сфере культуры, ни новые технические средства коммуникации, ни новые идеи.

Бурнонвиль написал много литературных трудов. Первое, написанное в Париже, юношеское произведение называлось "Новогоднее издание для любителей танцев, или Взгляд на танцы как на прекрасное искусство и приятное времяпрепровождение". Оно вышло в Копенгагене в 1829 году. До сих пор не составлена полная библиография произведений Бурнонвиля-писателя. Это предприятие предполагает большую почти детективную работу, ключи к которой лежат частично в дневниках Бурнонвиля. Бурнонвиль много писал для газет, и не всегда под своей фамилией. Так, например, случилось с тремя статьями "Тайны Христиановой гавани". Он публиковал крупные статьи в журналах, например в иллюстрированном "Тиденде". Часть из них перепечатана в "Посмертных сочинениях". Бурнонвиль - автор брошюр "Что Дания должна сделать для своих воинов-инвалидов?"^* и "Хореографические этюды" (с посвящением ученикам)^**.

^* (Бурнонвиль ратует за организацию учреждения, аналогичного основанной Наполеоном 1-й Гостинице Инвалидов, которая вызвала восторг самого Бурнонвиля и его отца уже в 1820 г. Социальные и политические последствия подобного учреждения критиковались Мейром Голдшмидтом в частной переписке с Бурнонвилем.)

^** (Tugal P., Initiation a la danse. Paris; Praagh P. van - Brinson P., The Choreographic Art, London, 1963, Appendix VI, p. 321.)

Особый интерес в литературном наследии Бурнонвиля представляют его неизданные работы. Это не относится к брошюрам, предназначенным для использования при постановке балетов, пьес и опер. Но кроме них, в Королевской библиотеке хранится незаконченный теоретический трактат о преподавании хореографии и возможностях записи балетов приблизительно такого же размера, как уже названная книга "Хореографические этюды". Там же хранятся свидетельства политической активности Бурнонвиля, например его трактат "О социализме". Этот труд дает ясное представление о том, какую философскую литературу читал Бурнонвиль. Рукопись начинается с описания и оценки движения "утопистов-социалистов" во Франции. Но Бурнонвиль, по-видимому, не знал немецких философов Карла Маркса и Фридриха Энгельса.

Фридрих Энгельс посетил Копенгаген в 1867 году, когда Бурнонвиль вновь стоял во главе театра. В путевых заметках Энгельс пишет:

"Копенгаген. Действительно больше похож по величине и образу жизни на столицу, чем Стокгольм, но все же небольшой и скромный. Решительно преобладают немцы, даже на улицах. Жизнерадостные дети, всякого рода развлечения, предназначенные, главным образом, для детей. Сотни каруселей. И старики превращаются в детей; балет, цирк и т. д."^*.

^* (Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Изд. 2-е. М., Политиздат, 1975, т. 45, с. 7.)

К сожалению, нигде нельзя найти указания на то, что весьма интересовавшийся искусством Энгельс встречал Бурнонвиля. Если бы эта встреча имела место, Энгельс, наверное, не упомянул бы балет рядом с цирком. Но высказывание Энгельса интересно уже потому, что показывает, в каком презренном положении находился балет в остальных западноевропейских странах, если его удивило прочное место этого рода искусства в датской культуре.