Вена

В свой, как он тогда предполагал, последний сезон в Копенгагене Бурнонвиль вступает с новым ангажементом в руках. 26 августа он размышляет в дневнике о покупке дома; 10 сентября происходит деловой разговор с трактирщиком Петером Нильсеном во Фреденсборге о покупке "летнего дома". Через две недели покупка совершается. Поэтому одновременно с репетициями картин в замке "Абдаллы" он заботится о строительных материалах и об изразцовой печи для собственного "замка".

28 июня 1855 года супруги Бурнонвиль с тремя детьми едут в Вену. Начинается ангажемент Августа Бурнонвиля. Пока он подписан на год. Однако спустя несколько месяцев не возникает никаких разговоров о продлении контракта. Балетмейстер считал, что виновен в этом был "самый плохой человек в мире" - директор Оперы Корне, - и впоследствии со злорадством рассказывал, что через два года тот попал в тюрьму за драку. Но в то же время в своих дневниках Бурнонвиль уделяет так много внимания тому времени, что становится ясно, что виноват был не только один директор. Вену Бурнонвиль почти не знал. Он и сам признавался, что, кроме самодисциплины, за долгий срок ангажемента он немногому научился. Он чувствует собственную ненужность, считает себя жертвой интриг, в особенности со стороны танцовщиков-итальянцев.

Старая австро-венгерская монархия властвовала над различными народностями и многочисленными знаменитыми городами: Прагой, Будапештом, Веной, Миланом, многими, многими другими. В XIX веке Вена отнюдь не была главенствующим центром в области театра. Национальная культура расцветала в небольших европейских государствах. Этого Бурнонвиль не замечал, хотя на обратном пути он легко мог быть попутчиком великого чешского музыканта Сметаны^*, который был приглашен в Гётеборг в 1856 году в качестве капельмейстера. Как ни странно, Бурнонвиль не упоминает даже земляка Листа Франца Эркеля^**, который уже в 1838 году, более чем за десять лет до венского ангажемента датского балетмейстера, был первым капельмейстером Национальной оперы в Будапеште и автором одной из знаменитейших венгерских опер "Ласло Хуньяди". Бурнонвиль, по-видимому, был очень изолирован от венгерской музыкальной жизни. Он не понимал политической ситуации в Австро-Венгрии, бывшей соседом Турции. Наивность Бурнонвиля очевидна. Он находит Корне глупым из-за того, что тот предлагает перенести действие "Абдаллы" в Сицилию. "Когда я обратил его внимание, - пишет начитанный Бурнонвиль, - что восточная сказка не может быть превращена в итальянскую новеллу или идиллию, он бросил на меня полный сожаления взгляд"^***.

^* (Сметана Бедржих (1824-1884) - чешский композитор, пианист, дирижер, педагог, музыкальный деятель. Основоположник чешской программной симфонической музыки.)

^** (Эркель Франц (1810-1893) - венгерский дирижер и композитор, в 1838-1874 гг. возглавлял оперную труппу Пештского венгерского театра (с 1840 г. - Национальный театр).)

^*** (Bournonville Aug., Theaterliv og Erindringer, s. 195.)

Может быть, Корне с глубоким сожалением задавал себе вопрос: неужели этот человек никогда не видел географической карты?

Бурнонвиль предпочитает изображать свое пребывание в Вене в полулицемерном, полуироническом тоне. Четыре его постановки, где в трех действие происходит в Италии, в одной - в Испании, должны были казаться венскому зрителю странными. Датские друзья Бурнонвиля, например X. К. Андерсен, были потрясены результатами гастролей.

"Бурнонвиль не имеет настоящего успеха в Вене, - пишет X. К. Андерсен в письме, - венцы не созрели для его балетов. Джульетта Прайс танцует в слишком длинных юбках и слишком женственна, это не содействует успеху"^*.

^* (Andersen H. С., ogHenriette Wulff: En brevveksling, Odense 1959, s. 274.)

О "слишком длинных юбках" Джульетты Прайс при описании неудачных гастролей говорится так много, что невольно возникает подозрение, не использует ли Бурнонвиль это выражение для оправдания неуспеха. Но ему не удается спрятаться за юбки Джульетты. Он должен винить самого себя. Он планировал свои гастроли в Вене, не имея ни опыта, ни глубокого интереса к ним. Он думал, что несколько "highlights"^* сделают погоду. Во всяком случае, вначале. Ему казалось, что у него будет время, чтобы подумать обо всем остальном позже. "Среди нереальных мечтаний и иллюзий, которые родились в моем мозгу в связи с ангажементом в Придворный театр в Вене, была и такая - использовать богатые сокровища национальных характеров, одежду, обычаи и традиции австрийского королевства в моих будущих композициях в Дании или сделать их средством для достижения популярности на моем новом поле деятельности"^**. Бурнонвиль, следовательно, упорно гнался за двумя зайцами.

^* (Световые эффекты (англ.).)

^** (Bournonville Aug., Theaterliv og Erindringer, s. 278.)

Наибольший успех в Вене имела его последняя постановка - "Неаполь", но она состоялась слишком поздно, чтобы изменить общее впечатление. До отъезда Бурнонвиля прошло всего три спектакля. После чего балет был снят и похоронен так глубоко, что ни один из многочисленных австрийских историков театра не испытывал желания вспомнить о венском сезоне Августа Бурнонвиля.

Сезон 1855-1856 годов принес Бурнонвилю удачу в Копенгагене. Он отсутствовал, когда обострилась борьба между Фредериком Хэдтом, Микаэлем Вие, другими актерами и директором театра Хейбергом. Она закончилась уходом Хейберга. Бурнонвиля приняли в Копенгагене отнюдь не в качестве блудного сына. Его возвращение было воспринято как желание работать вместе с новой дирекцией. А со стороны последней было обещано положительно отнестись к требованию Бурнонвиля об улучшении условий для артистов балета.

Дирекция выразила пожелание заключить договор с Бурнонвилем на пять лет как с руководителем балета и постановщиком опер.