Осенняя непогода

И катастрофа наступила.

Париж, 30 августа 1825 года. "Мой дорогой, любимый отец... да, дорогой отец! Я берусь за перо после двенадцати дней, которые провел в постели... Серьезный приступ ревматизма... Боли в руках и ногах даже после того, как лихорадка прошла"^*. Хотя в письме Август и заверяет, что он "на пути к выздоровлению и врач был сегодня доволен моим состоянием", но оптимизм его иссяк: "пятнадцать месяцев работы, страшное истощение, нехватка денег. Я - пасынок судьбы...".

^* (Bournonville Aug., Mit Theaterliv, s. 77.)

За пару недель Август Бурнонвиль научился большему, чем за пятнадцать месяцев. Они сыграли решающую роль в его жизни.

К счастью, у него был отец, который, несмотря на другие экономические заботы, немедленно оказал сыну помощь. И к счастью, все те, кто был ему близок в Париже, оказались на высоте. Хозяева, у которых он жил, заботились о нем, как о родном сыне. Врач Хуст ободрял впавшего в отчаяние Августа тем, что не брал денег "с многообещающего юного танцовщика", а Нивелон, случайно оказавшийся в те дни в Париже, увез выздоравливающего юношу в свою усадьбу в Бретани. Бурнонвиль с благодарностью вспоминает пять недель, проведенные в деревне. Времени было достаточно, "чтобы восстановить мое здоровье и силы". Кроме того, Август ближе познакомился с той Францией, которой почти никогда не видали иностранцы. Ему опять повезло: неподалеку от поместья Нивелона жили прекрасные артисты: певец Филипп из Опера Комик, балетмейстер Омер из Оперы, бывший ее директор Куртэн со своей дочерью, учившейся пению. Август принимал участие в изысканной светской жизни, где танцы играли не последнюю роль.

Айвор Гест, изучавший причину успеха молодой Марии Тальони в Париже, обращает внимание на высказывание в "Courrier des Theatres": "Ее танец был соединением танца Оперы и наилучших бальных танцев"^* - и находит объяснение феномена Тальони в том, что она училась у Кулона именно на курсах бальных танцев.

^* (Guest, op. cit., p. 74, 79.)

Бурнонвиль в Бретани попал в то же, но более приятное положение. "Мы танцевали у мосье Нивелона, два раза устраивали у мосье Куртэна и мосье Омера форменный бал..."^*. Слово "форменный" в этой связи означает богатство новых и старых бальных танцев часто с очень сложными фигурами. Танцы, которые сочинялись еще во времена Людовика XVI, затем Революции и Империи, вплоть до 1820-х годов, были прекрасно исполнены людьми, которые знали их первоисточники. Эти вечера познакомили Августа с историей стилей, а тем самым и с социальной историей, поведали ему о тонкой связи между сценическими и бальными танцами, научили его видеть великую жизненность танцев, этого непосредственного средства выражения отношений между людьми.

^* (Bournonville Aug., Mit Theaterliv, s. 92.)

Все это проявится позже в собственных композициях Бурнонвиля.

Все помогали Августу Бурнонвилю в этот трудный период. Нивелон идет к первому балетмейстеру Гарделю и объясняет ему ситуацию. Вестрис с явной радостью встречает юношу после болезни и каждое утро точно в девять часов занимается с ним час с четвертью частным образом. Август снова работает.

"Два дня тому назад я снова начал работать. Как же было больно... дьявольская мука - снова входить в форму..."^*.

^* (Bournonville Aug., Mit Theaterliv, s. 84, 95.)

На этот раз работа идет еще более целеустремленно.

С сентября 1825 года по март 1826 юноша тренируется и репетирует, готовясь к театральным и балетным постановкам.