Только-только исполнилось пятнадцать

Надо признать, что в области искусства Антуан был великолепным воспитателем своего сына. Их посещения драматических театров знакомили юношу с французским духом, театральными традициями и стилем игры. В течение лета Август знакомится с классической драматургией и современными ему актерами, например с Тальма^*. Вместе с отцом они посещают итальянскую оперу, где дают Моцарта и современные произведения. Иногда вечерами развлекаются в театрах с легким репертуаром. Становятся свидетелями дебюта композитора Обера и писателя Эжена Скриба. Оба они оказали влияние на будущего художника. В Париже Август познакомился со многими танцевальными композициями, которые позже использовал в своей работе. Но дирекция Королевского театра напрасно думала, что пребывание в столице Франции пробудит творческую фантазию Антуана Бурнонвиля. Он заказал и купил несколько небольших партитур у "королевского" (то есть наполеоновского) переписчика нот Лефебра, но тот материал, об использовании которого имеются свидетельства, был извлечен на свет много позже, когда у руля балета в Копенгагене стоял уже Август.

^* (Тальма Франсуа Жозеф (1763-1826) - французский артист, крупный представитель классицизма и реализма, реформатор костюма и грима. Играл в "Комеди Франсез".)

Чем глубже вчитываешься в дневник младшего Бурнонвиля, тем яснее становится, что у старшего не было особых личных планов в этой поездке. Он не подписывает никаких договоров о постановке балетов, не ведет переговоров об ангажементе, не заказывает новых элегантных костюмов для датского ансамбля. Зато он знакомит Августа с новым молодым миром искусства и без возражений предоставляет свой кошелек для покупки костюмов, трико и туфель мальчику.

Во многих отношениях поездка предстает перед нами как введение дебютанта в "большой мир"- мир высокого профессионализма, мир, наполненный тенями великого прошлого (иногда еще здравствующими).

"Старый Хейберг, который жил на пенсию, полученную в то время, когда Талейран был секретарем императорского внешнеполитического департамента (при Наполеоне), по-видимому, сохранил свои республиканские идеи..."

Бурнонвили встречали и его и многих других, кого знали ранее.

Антуан мог бы и позже послать сына на стажировку в Париж, будучи уверенным, что его там хорошо встретят. Но пока юноша был еще слишком молод и его не следовало оставлять одного в Париже.

И вот обратный путь в Копенгаген. Он был труден. Датское посольство весьма обеспокоилось слухами о том, что Наполеон бежал с острова Св. Елены на датском торговом судне. Бурнонвилей уговорили взять с собой дипломатическую почту. Поездка домой оказалась мученической. По непонятным, но, по-видимому, серьезным причинам они вынуждены были дожидаться в плохонькой провинциальной гостинице секретной почты. Шли недели. Слухи оказались необоснованными, и посольский экипаж в осеннюю непогоду наконец-то смог начать свой путь по Европе. Ехали шесть недель. За две недели до рождества прибыли в Копенгаген, "и я сразу же бросился на шею моему ангелу - матери и целовал своих братьев и сестер"^*.

^* (Bournonville Aug., Erindringer og Tidsbilleder, s. 98.)

Боже ты мой, мальчику только-только исполнилось пятнадцать лет.