Глава I. Отец и младший сын

Орла узнают по полету, джигита - по первым шагам.

Чеченская народная пословица

Зима еще не давала о себе знать. Она, будто притаившись, выжидала, когда полная неброских красок увядающая золотая осень уйдет на покой.

Солнце не светило ярко и изнуряюще, как летом. Его лучи становились мягче и ласковей, но давали достаточно тепла, чтобы согревать и землю, усыпанную золотыми листьями, и зеленую траву на лужайках, и голые деревья, разбросанные по улицам селения Старые Атаги.

Однако холодные осенние дожди и снег на вершинах Кавказского хребта, который отсюда хорошо виден, напоминали, что зима уже добралась до гор и скоро будет здесь. Проходил дождь, и по улицам начинали беготню быстроногие, веселые мальчишки в изодранных рубашках и штанишках. Любители игры в альчики выбирали места на возвышенности, где посуше. Любители старинной игры "колья" искали, наоборот, места, где глубокая и густая грязь. Они с размаху вбивали в землю хорошо отточенные деревянные колья. Затем кол вышибали колом. Побеждал тот, у кого отличный глазомер и ловкие, сильные руки. Дети беззаботно предавались своим играм, бросали камни в Аргун, соревнуясь, кто дальше метнет.

Иногда, с трудом преодолевая лужи и грязь, проезжала арба, загруженная мешками пшеницы и кукурузы. Она направлялась на одну из семи мельниц села. Во дворах мужчины ловко и упрямо работали: закладывали сено и кукурузные стебли, рубили дрова, укрепляли заборы...

Девушки с кувшинами, негромко переговариваясь, спускались к быстрому Аргуну. Привычным движением зачерпнув воду, каждая девушка, если ее не ждал любимый, становилась за идущей впереди и шла, мягко ступая по тропке. Издалека казалось, что это плывущие лебеди. Когда они подходили ближе к домам, линия ломалась. Вся стая разлеталась - кто влево, кто вправо.

Вечером на темных улицах слышались грустные мелодии задумчивого дечиг-пондара¹ перекликающиеся с четким, быстрым ритмом барабана, задушевным переливом гармоники, хлопками и восторженными криками людей, захваченных быстрым танцем. Все это внезапно прерывалось слышными всему селу выстрелами - салютом в честь жениха и невесты. Осенние свадьбы были в самом разгаре.

¹(Чеченский национальный струнный инструмент, похожий на балалайку.)

В домах при тусклом свете керосиновых ламп шли неторопливые разговоры о делах села, о том, что скоро будут организованы коллективные хозяйства, об открытии большой нефти в Грозном.

Далеко за полночь утихала гармоника, меркли огни в окнах. И только по-прежнему неугомонно пели ручьи да быстрый горный Аргун с грохотом мчал свои воды к Каспию.

...Когда был брошен первый клич о коллективизации, Атаги украсились красными флагами, призывами. Люди, одетые в самое лучшее, спешили к избе-читальне. Здесь в назначенное время собралось почти все взрослое население.

Председательствующий обратился к сельчанам:

- Атагинцы, многие из вас с оружием в руках сражались за нашу родную Советскую власть. То, что не под силу одному, легче сделать всем вместе. Что такое ТОЗ¹, - вам ясно. Мы сегодня должны быть сплочены, как эти пальцы, сжатые в кулак. - И он вытянул вперед загорелую, жилистую руку пахаря. - Кто хочет вступить в товарищество?

¹(Товарищество по совместной обработке земли.)

Вопрос повис в воздухе. Никто первым не решался отказаться от того, что сложилось веками; все сосредоточенно думали, прикидывали.

Вдруг из второго ряда встал высокий, хорошо сложенный, худощавый смуглый горец с черными усами, подчеркивающими мужественное лицо, и чуть глуховатым голосом сказал:

- Запишите меня.

- Алисултан записался! - пронесся шепот. - Зря бы не записался. В добрых делах он всегда впереди. - И вслед за ним взметнулись руки:

- Запиши меня тоже!

Еще не было двух часов дня, когда Алисултан переступил порог своего дома. Он снял сапоги, остался в белых шерстяных носках, вязанных женой Бикату. С порога позвал:

- Жена, где ты?

Никто не ответил. Алисултан прошел в смежную комнату, снял с головы папаху, которую надевал по праздникам, сел на тахту, покрытую истангом¹ и, облокотившись на подушку, громко позвал:

¹(Войлочный коврик.)

- Махмуд!

Никто не откликнулся.

Алисултан прилег. Он вспомнил радостные, довольные лица атагинцев, которые сегодня вступили в ТОЗ. "Больше не будет распрей из-за каждого куска земли", - подумал Алисултан.

Сколько пришлось вынести из-за земли его народу! За нее, за родную землю, сражался Алисултан в партизанском отряде. Не забыть, как, вернувшись в родное село, нашел израненную Бикату: белогвардейцы нанесли ей пятнадцать штыковых ран за то, что муж ушел в партизаны.

Алисултан повернулся на бок, потер рукой плечо, которое начало беспокоить: рана давала знать, что надвигается непогода.

Послышался скрип. Алисултан приподнялся и увидел Махмуда, младшего сына. Тот был босиком, в рубашке, сшитой из старого женского ситцевого платья, в порванных штанишках. Измазанный грязью, он стоял, опустив голову.

- Бить бы надо тебя, шайтан! Где вымазался? - полушутя спросил Алисултан.

- Дада¹, я лучше всех танцую на нашей улице и кольев больше всех выигрываю, - сказал Махмуд горделиво.

¹(Отец.)

Отец встал, подошел к нему, погладил по голове:

- Молодец, иди умойся и надень те тапочки, которые я тебе привез. А где мать?

- Баба¹ пошла на базар, - ответил малыш.

¹(Так чеченские дети называют мать.)

Он забрался к отцу на колени и без умолку стал рассказывать, как их коза побеждает соседских коз, как большой, страшный ястреб унес утром цыпленка, как он, Махмуд, мужественно бросился на него, но ястреб успел улететь.

Алисултан радовался, что сын растет смелым, любознательным, и гордился им: "Да, орла узнают по полету, а джигита-по первым шагам!"

Как подобает степенному, серьезному чеченцу, он при людях не ласкал Махмуда, не сажал на колени. Но когда они оставались одни, Алисултан не скрывал своих чувств.

И сейчас у них шел интересный разговор. Словно стараясь не помешать им, неслышно вошла Бикату. Она остановилась у двери и залюбовалась мужем и сыном. Когда ее заметили, спросила мужа:

- Зачем вас собирали?

- В нашем селе организовано товарищество по совместной обработке земли. Сейчас мы с Махмудом сдадим нашу лошадь и плуг, - произнес Алисултан и встал.

Жена одобрительно кивнула.

Алисултан запряг лошадь, положил на арбу старый, заржавленный плуг и, посадив рядом с собой малыша, поехал.

Во второй половине ноября зима начала спускаться с гор, устремилась в долину. Она заковала в прозрачный лед лужи и ручейки, нарисовала дивные узоры на окнах домов.

"Волк не бывает без зубов, зима - без мороза", - говорят в народе. Снежная зима с небольшим морозом нравилась жителям Чечни, но доставляла и много хлопот. Пока не наступили холода, людям не надо было заботиться о теплой одежде. Во многих домах на несколько братьев и сестер имелось только по одной телогрейке и рубашке, по одной паре сапог. Люди очень бережно носили одежду. А ребятишек, которые на самодельных салазках катались с горы, родители строго предупреждали:

- Смотри не порви мачаш¹ - взять негде.

¹(Обувь из сыромятной кожи.)

Даже в народной пословице отразилось это тяжелое время: "Вечернее горе - сварливая жена, утреннее горе - развалившаяся обувь".

Этой зимой Алисултан привез в аул гостей из Грозного. Услышав скрип арбы, во двор выскочил старший сын Алисултана, высокий, статный, кареглазый Муца. Он поздоровался с гостями и, пока отец распрягал лошадь, помог им занести чемодан и ящик с каким-то инструментом. Алисултан представил гостей:

- Владимир Петрович и его жена Юлия Яковлевна приехали изучать наш край. Они родственники моего русского друга, старого партизана.

Гостям отвели отдельную комнату.

Вечером после работы Юдановы и Эсамбаевы собирались в большой комнате. Приходили соседи, родственники Алисултана. За чашкой горячего калмыцкого чая завязывалась беседа. Горцы задавали много вопросов, были и такие: "Правда ли, что в Москве есть большие странные фургоны - тарамбай¹, которые без помощи лошадей перевозят много народа?" Владимир Петрович охотно рассказывал обо всем, что интересовало атагинцев.

¹(Трамвай в чеченском произношении.)

Прижавшись к Владимиру Петровичу, маленький Махмуд, широко открыв большие глаза, внимательно слушал каждое слово, хотя многого и не понимал.

Иногда Владимир Петрович просил Паду, сестру Махмуда, играть плясовую. При первых же звуках гармоники он выводил Махмуда в круг:

- А ну, Махмудик, покажи, как настоящие нохчи¹ танцуют! - подбадривал Владимир Петрович.

¹(Так называют себя чеченцы.)

Мальчик, подражая взрослым, выпячивал грудь, надувал губы и, отбрасывая одну ручонку в сторону, другую прижимая к груди, вихрем пускался в пляс. Не по годам высокий, худой, с длинными руками и ногами, но очень собранный и легкий, он, как настоящий джигит, становился на пальцы и кружился в такт музыке.

- А теперь покажи, как танцует старая Арубика, - просил Владимир Петрович.

Мальчик сгибал спину и совсем по-женски взмахивал руками.

- Алисултан, твой сын очень одаренный, - говорил Юданов. - Он может стать известным танцором!

- Владимир Петрович, не только мой сын, но и любой малыш-чеченец, который едва начал ходить, услышав мелодию лезгинки и стук барабана, начинает плясать, - отвечал Алисултан. - Это в крови каждого из нас. Мой сын будет прокурором или судьей. Но до этого еще далеко.

Через год Махмуд настолько подрос, что ему доверили пасти овец. Он каждое утро вставал чуть свет, надевал старую ватную тужурку, мохнатую шапку. Мать клала ему в котомку сискал¹, сыр и лук. Он подвешивал котомку на длинную палку, выгонял из сарая десяток овец, козу и, весело насвистывая, гнал их к берегу Аргуна.

¹(Чурек из кукурузной муки.)

Маленькая отара щипала сочную траву, а Махмуд, взявшись обеими руками за палку, прыгал через нее, подбрасывал и вертел, как искусный жонглер. Становилось жарко. Мальчик сбрасывал с себя тужурку, шапку и весело кружился. Махмуд разыгрывал целое представление: показывал, как овцы убегают, как, столкнувшись лбами, дерутся друг с другом. Устав от всех этих забав, он ложился спать. Жаркое солнце и голод будили его. Он сразу пересчитывал свою отару, как учила баба. Махмуд загибал пальцы и одновременно произносил: "Цхьаъ, шиъ, кхоъ..."¹. Если вдруг не хватало овцы, в отчаянии обыскивал каждый куст. Успокаивался, только отыскав беглянку.

¹(Раз, два, три...)

Когда сгущались сумерки, Махмуд любил слушать звуки вечернего села. Мычание коров, блеяние овец, всплески Аргуна, шорохи птиц в садах сливались с мягкой песней атагинских девушек. Пахло скошенной травой. В темноте виднелись большие белые камни, похожие в сумерках на овец. Село светилось редкими бледными огнями. Из-за горы выходила луна, которая щедро серебрила и село, и реку, и долину. Далеко за селом виднелось море огней. "Оказывается, звезды бывают не только на небе, но и на земле", - думал мальчик.

И однажды, ложась спать, Махмуд спросил у матери:

- Баба, а разве бывают звезды на земле? Каждый вечер, как только стемнеет, там, в долине, - он указал в сторону города Грозного, - я вижу много-много ярких звезд.

- Мой цыпленочек глупенький, - засмеялась мать, - это не звезды. Это лампочки, горящие без керосина, и зажигают их без спичек. Там большой город на Сунже, о котором тебе рассказывали отец и дядя Володя. В нем живут рабочие. Они и зажигают эти лампочки, они добывают из-под земли чудесное масло - нефть, которое горит ярким огнем и двигает машины.

- А ты видела эти лампочки, баба? - слегка приподнявшись, спросил сын. Его глаза мечтательно расширились.

- Да, мой дорогой. Завтра мы поедем в город и тебя возьмем с собой. А теперь пора спать.

Махмуд проснулся поздно и сразу вспомнил обещание матери взять его в город, где горят лампочки без керосина. Ему хотелось услышать новые рассказы о Грозном. Дома было тихо. Только сестра Пада молча мыла посуду.

Махмуд и Пада были очень привязаны друг к другу. Они делились своими тайнами, хотя сестра на шесть лет была старше брата.

Взлохмаченный со сна, он влетел в комнату.

- Где баба?

- Баба с дадой уехали в город, приедут только завтра.

Он опустил голову.

Еще на рассвете, прощаясь, Бикату предупредила дочь: "Махмуд обидится, что мы его с собой не взяли. Но сегодня с нами едут родственники, придется ему подождать. Успокой его".

Пада взяла за руку уже готового расплакаться братишку и объяснила, в чем дело. Она знала, как отвлечь его от грустных мыслей. Девочка захватила с собой медный таз, низенькую табуретку и повела брата в сад. Удобно усевшись на табуретке, ударила по тазу и запела быструю плясовую, которую слышала от взрослых девушек:

 Я куплю себе красные тапочки, 
 Их надев, к роднику я приду. 
 Если, милый, дождешься ты осени,
 За тебя только замуж пойду...

Махмуд, забыв обо всем, бросился танцевать. Наконец она устала:

- Махмуд, постой, а ты не забыл, как на свадьбе Айзы танцевал толстый Бетарсолта?

- Сейчас покажу, - остановился он, вытирая пот. Затем смешно выпятил свой тощий живот, надул щеки, сверкнул глазами и, выбрасывая, как Бетарсолта под тяжестью тучного тела, то правую, то левую ногу, медленно пошел по кругу.

Пада отложила в сторону таз и громко засмеялась:

- Вай, братец, какой же ты смешной!

Алисултан часто брал своего сына на вечеринки и свадьбы. Очень впечатлительный мальчик запоминал лица, своеобразные движения танцующих, придя домой, повторял смешные пословицы и поговорки атагинских балагуров. Его первым зрителем была сестра. Она сама участвовала в его "домашних концертах". Теперь Махмуд изображал в танце не только старую Арубику, толстяка Бетарсолту, но и статного, красивого пастуха Бисултана, своего отца Алисултана, мать Бикату, всех соседей и даже сестру Паду.

Через несколько дней родители снова собрались в город. Разговор отца и матери об этом он услышал случайно. Из дому они намеревались выехать на рассвете, чтобы рано утром успеть на воскресный базар. Махмуд испугался, что его снова не возьмут, и, когда все уснули, забрался на арбу, устланную свежим сеном. "Вылезу только в городе, а то высадят", - думал мальчик.

Начало рассветать. Алисултан и Бикату, тихонько переговариваясь, подошли к арбе. Алисултан запряг лошадь, а Бикату проверила, не забыли ли они чего-нибудь. Лук, ведро с сыром, сискал - все на месте. Вдруг она услышала легкий храп. Испугавшись, чуть-чуть раздвинула сено и увидела сладко спящего сына.

- Алисултан, иди-ка сюда, - негромко позвала она мужа.

Он подошел, посмотрел и улыбнулся:

- Это называется партизанская засада. Пусть спит. Он заслужил, чтобы мы его взяли.

Когда Махмуд проснулся, ярко светило солнце. Вокруг шумел воскресный базар. Но лампочки на высоких столбах уже не горели. Родители распродали свой лук задолго до вечера. Отец купил леденцов, пряников. Угостив сына и жену, он объявил, что пора ехать домой. Махмуд уцепился за подол матери и закричал сквозь слезы:

- Баба, ты же обещала показать горящие лампочки.

Отец рассердился:

- Замолчи, лампочки зажгутся только ночью, что, мы здесь будем сидеть и ждать?

Бикату не выдержала:

- А почему бы и не подождать? Он так хотел их увидеть!

Отец махнул рукой: что с вами поделаешь.

Проходили часы. Базар редел; уже дворники начали поднимать пыль, подметая базарную площадь. А арба Эсамбаевых ждала. Стемнело. Махмуд, как струна вытянувшись, неотрывно смотрел на столб, где под круглым железным колпаком висела большая электрическая лампочка. Алисултан и Бикату дремали. Вдруг лампа ярко вспыхнула, осветила арбу. Мальчик от удивления раскрыл рот и воскликнул:

- Вот здорово!.. Как это люди умеют делать так, что везде становится светло?

В следующий свой приезд Алисултан повел сына в цирк, расположенный в центре города на берегу Сунжи. Одетый в черную черкеску, каракулевую папаху и черные лакированные сапоги, отец шел чуть впереди, Махмуд, в белой заплатанной ситцевой рубашке, в старых штанишках, нахлобучив фуражку со сломанным козырьком, босой, шагал сзади. Еще в Атагах от сверстников он слышал, что в цирке можно увидеть разные чудеса. Шел он туда будто в иной мир. Пока отец покупал билеты, Махмуд показывал свой оригинальный атагинский номер. Сделав несколько шагов, он ногой сзади легко сбивал свою фуражку с головы, ловил ее на лету, лукаво поглядывая на удивленных ребятишек.

Цирк поразил маленького горца. Как и в селе во время ловзара¹, в цирке все сидели по кругу. Человек, одетый в черное, торжественно объявлял номер. Махмуд даже приподнялся, чтобы понять, о чем он там толкует. Алисултан положил ему руку на плечо:

¹(Свадьба.)

- Сиди спокойно!

Вдруг на арену цирка выбежали семеро молодых, красивых юношей. Они кувыркались, переворачивались, строили пирамиды. Махмуд замер от волнения.

Номера шли в очень стремительном темпе.

Не привыкший к блеску лучей прожекторов, громкому оркестру и быстрой смене таких ярких впечатлений, Махмуд сидел пораженный всем, что происходит. Ему казалось, что смелого канатоходца, дрессированных львов, ловкого клоуна, человека-змею он видит в чудесном сне.

Дома Махмуд показывал Паде то, что он видел в цирке. По своей природе гибкому мальчику ничего, не стоило перегнуться назад и сделать мостик, просунуть голову через ноги и достать губами цветок, как это делал человек-змея, ,и ходить подолгу на руках.

А сестра удивлялась:

- Махмуд, ты словно резиновый, куда делись твои кости?!

Мальчик рассказывал своим друзьям о цирке, показывал им некоторые номера. Детвора пыталась учиться у Махмуда. Не обходилось без разбитых носов и ушибов, но никто не жаловался.

Вскоре семья Эсамбаевых переехала в Грозный. Теперь Махмуд часто лазил через забор в цирк. И, конечно же, потом пытался повторить виденные номера, делая стойку на руках возле каждого дома на Поселянской улице, где он теперь жил. Босые ноги оставляли следы на стенах, иногда пятка попадала в стекло низкого окна. Бикату уговаривала соседей не обижаться, белила стены, покупала стекла.

Она не решалась говорить об этом Алисултану. Он не любил баловства, тем более не терпел бы цирковые трюки сына около чужих домов. Бикату оставалось только упрекать Махмуда:

- Перестань заниматься глупостями. Сломаешь руку или ногу. Не причиняй людям неприятностей. Играй в нашем дворе.

Однажды Махмуд забрался на тутовник, росший во дворе, зацепился за сук ногами и повис, подражая воздушным гимнастам.

После этого "номера" он пролежал две недели в больнице с сотрясением мозга.

Тут уж Алисултан узнал, чем увлекается Махмуд.

- Мой сын занимается не мужским делом! - воскликнул он. - Чтобы я больше ,не слышал о цирке! Скоро идти в школу. Пусть лучше буквы учит. Слышишь, Бикату, ты не потакай ему. С тебя спрошу.

Шли годы...

Махмуд стал бегать в школу и очень скоро нашел дорогу в хореографическую студию при Доме культуры. Руководителями там были Алла Павловна Тараненко и Мария Стефановна Форманчук. Они отметили у нового питомца хорошую музыкальную память, чувство ритма, редкую гибкость, умение моментально, на ходу, улавливать показанное. Они удивлялись его недетской преданности искусству. Отец, конечно, не знал, что Махмуд учится в хореографической студии.

Махмуд Эсамбаев в школьные годы

Алисултан, стараясь заглянуть далеко вперед, гадал, кем станет его сын. За свою нелегкую жизнь испытавший немало несправедливости, он мечтал, что любимый его сын будет судьей. "Кто самый справедливый? Судья. Кто самый смелый? Судья. Кто хорошо может служить своему народу, не давая попирать законы? Опять же судья, - рассуждал Алисултан. - У нас, чеченцев, еще мало людей с такой хорошей профессией. Мой Махмуд будет судьей. Народным судьей". И он купил книги по юриспруденции, чтобы Махмуд привыкал читать их с детства.

У соседа Эсамбаевых - Петра Ильича Павлова, потомственного нефтяника, - тоже рос сын. Он был старше Махмуда и часто с отцом ходил на Старые промыслы. Петр Ильич надеялся, что Юрий тоже станет нефтяником, но не неволил его. И соседу внушал, что насильно любви ни к какой профессии не привьешь. Как-то они заспорили. Алисултан упрямо твердил:

- Мой Махмуд все же будет судьей! Махмуд, иди сюда.

Сын подошел. Отец погладил его по голове, привлек к себе. Достал книги, купленные накануне.

- Вот тебе новые книги. Читай. По ним учатся, как стать судьей. Вырастешь - и раньше других все законы наизусть знать будешь. - Подняв палец вверх, он многозначительно добавил: - Ведь то, что выучишь маленьким, будет в голове, как тысячелетние письмена на камне.

- Хорошо, дада. - Махмуд без энтузиазма начал листать книги, разыскивая картинки. - Дада, а здесь картинок нет, - разочарованно сказал он.

- А зачем тебе картинки?

- С ними интереснее. Нам Мария Стефановна всегда показывает книги, где нарисованы танцы и костюмы.

Не успел он договорить последнее слово, как неожиданно получил пощечину.

- Какая Мария Стефановна? Какие книги? Разве ты не оставил эти дурацкие мысли? - кричал отец, побелев от злости.

Сын бросился бежать.

- Махмуд, подожди! - выскочила за ним Бикату.

- Успокойся, Алисултан! Что ты делаешь? За что же ты его так? Он ничего плохого не сделал. Зачем ты ему запрещаешь учиться танцевать? - говорил Петр Ильич.

- А он меня и не спрашивал, - приходя в себя и садясь, отвечал Алисултан. - Плохого сына я вырастил - не слушает меня. Хороший сын подобен твердой крепости, плохой - несчастью.

- У тебя талантливый сын. Только не мешай ему.

Алисултан стукнул по столу кулаком:

- Мой сын никогда не будет клоуном! Я человек из бедного рода Ишхоевых. Но в нашей семье не было недостойных! Все честно трудились, занимались мужскими делами. А кривляться перед людьми - это стыд и позор, а не достоинство. Пусть, как и все чеченцы, Махмуд танцует только на вечеринках, в кругу друзей. Но забавлять и смешить людей он не будет, пока на моей голове эта папаха!

- Тебе, старому партизану, не к лицу так обращаться с сыном. Вон, видишь, и Бикату расстроилась. - Петр Ильич кивнул на окно. Во дворе стояла Бикату. Плечи ее вздрагивали.

- Женские слезы что дождь в горах: пройдет - и засветит солнце, - пробовал отговориться Алисултан.

На следующий день он пошел в хореографическую студию. У входа стояла шустрая девчонка с косичками. Она спросила:

- А вы к кому, дядя?

- Я... - замялся Алисултан, - к тому, кто лучше всех танцует.

- К Махмуду?

- Да нет, к тому, кто его учит, - раздраженно прервал он.

- К Марии Стефановне или к Алле Павловне? - донимала Алисултана любопытная девочка.

- К главной из них.

- Пройдите вон в ту комнату, - указала девочка.

Не закрылась еще дверь за Алисултаном, как появился у входа запыхавшийся Махмуд.

- Здравствуй, Люся! Ты сегодня дежурная?

- Да. Махмуд, пришел твой отец! Беги отсюда, пока не увидел. На репетицию приходи позже.

Махмуд убежал.

Мария Стефановна приветливо встретила Алисултана.

- Вот, оказывается, какой симпатичный отец у Махмуда... - пытаясь сбить суровость с его лица, начала она.

Прервав ее, Алисултан сказал:

- Мой сын еще маленький, он не понимает многого. Наши деды говорили: "Не зная дорог, легко угодить в пропасть". Вы помогаете ему сбиться с верного пути. Клоунов и танцоров у нас не было. Он позорит наш ишхоевский род. Я запрещаю вам его учить.

- Но ваш сын - способный мальчик. Мы готовим артистов балета, это почетная и нужная профессия, - пробовала возразить Мария Стефановна.

- Чеченцам не нужны артисты. Нам нужны судьи, инженеры, врачи. Мой сын будет судьей. Мое слово твердое, как камень.

Вечером отец избил Махмуда.

"Ведь он же любит смотреть, как люди танцуют. Иной раз и сам неплохо спляшет на ловзаре. Но почему он не хочет, чтобы я учился танцевать?" - переживал мальчик.

Из-за своенравного сына Алисултан и Бикату часто ссорились:

- Хороший сын радостью наполняет сердце отца, приносит счастье семье. А чего ждать от Махмуда? Ты скажи ему: пусть не позорит моих седин. Дети дали ему уже кличку: Балерина. Мне стыдно проходить мимо соседей!

- Ради аллаха, не трогай его. Он же добрый, во всем помогает мне: бегает в магазин, приносит воду, убирает комнату. К тому же успевает и учиться. А танцы не мешают ему. С годами и он станет серьезным.

Махмуд лежал в другой комнате. Он не слышал этого разговора. Бикату, вытерев слезы, зашла к нему. Села рядом, нежно поцеловала и, погладив голову, сказала:

- Родной мой, отец любит тебя, оттого и хочет, чтобы ты вырос настоящим человеком, таким, как славные герои нашего народа. Отец желает тебе только добра. А танцы - баловство. Все равно со временем ты их забудешь.

Махмуд обнял мать, положил голову ей на грудь.

- Баба, больше всего я люблю танцевать. Я хочу всегда танцевать! - Слезы заглушали его слова.

- Перестань, не плачь. Сердце мое болит, когда я вижу твои слезы. Ты ведь еще ни в чем не разбираешься.

Сын уснул, а ей было не до сна...

Махмуд, таясь от отца, продолжал заниматься в студии. Алисултан узнал об этом и решил исправить сына по-другому. В присутствии жены посадил сына против себя и серьезно, как со взрослым, начал разговор:

- Так дальше не может продолжаться. С этого дня у тебя не будет свободного времени для пустых занятий - будешь работать в булочной. И для семьи польза и ты многое поймешь.

В булочной оказались добрые и внимательные люди. Они скоро узнали, что новый работник больше всего на свете любит танцы и хотел бы продолжать учебу в хореографической студии. В цехе рабочие решили: работу Махмуда разделить между собой, а его отпускать на занятия.

Махмуд занимался по-прежнему и в студии, и в школе. Учителя видели, с какой страстью мальчик занимается балетом, читает книги о театре, и помогали ему. Его любили за веселый нрав и многое прощали.

Однажды учительница по арифметике Дора Васильевна вызвала Махмуда к доске:

- Запиши задачу.

Он покорно записал.

- Задача ясна?

- Да.

- Решай.

Махмуд задачу решить не мог. Дора Васильевна подсказывала, но дело не двигалось. В конце концов Махмуд заявил:

- Дора Васильевна, математик из меня не получится. Но я буду знаменитым танцором, на мой концерт нельзя будет попасть. Я возьму два билета и принесу вам. Вы будете уже старенькая, в очках, будете сидеть в первом ряду и плакать, вспоминая, как заставляли меня учить арифметику.

Дора Васильевна вздохнула:

- Садись. Тройка.

Снисходительность не шла на пользу. На следующий раз повторилась та же история. Махмуд опять заговорил было о том, что арифметика не дается ему. Дора Васильевна перебила:

- Дальше я знаю наизусть. Ты будешь знаменитым танцором, на твой концерт нельзя будет попасть... Садись. Единица!

В школе Махмуд учился неважно, зато в студии был первым учеником. Кроме того, он выкраивал время на посещение цирка. Там его уже знали и помогали готовить номер "Человек-змея".

С этим цирком Махмуд совершил первую в своей жизни гастрольную поездку в город Орджоникидзе. Дома не знали, куда он пропал. Обратились в милицию. Шесть дней милиция разыскивала его. Алисултан был в отчаянии. На седьмой день в сопровождении милиционера его доставили домой.

Отец бросился к сыну с кулаками, а Бикату, прикрывая Махмуда, умоляла:

- Не бей его, убей лучше меня!

Алисултан был вне себя.

- Ты виновата во всем, ты потакала ему... - кричал он на жену. - Кто имеет такого сына - плачет, кто не имеет - радуется. Больше он не мой сын. Я не хочу иметь сына-шута!

Алисултан отступился и с той поры считал сына потерянным.

В 1939 году в молодой Чечено-Ингушской Автономной Советской Социалистической Республике организовали Государственный ансамбль песни и танца. В первом массовом танце танцевал и совсем еще юный Махмуд - худой, с длинными руками и ногами, очень подвижный, в мешковатой на его сухой фигуре одежде.

Среди таких сильных исполнителей чечено-ингушских танцев, как Ваха Дакашев, Андарбек Садыков, он не производил особого впечатления. Его танец отличался своеобразием, мягкостью, какой-то природной лиричностью, тогда как от исполнителей кавказских танцев требовали резкого темперамента и неуемной страсти. Солисты ансамбля подшучивали над ним:

- Что ты выламываешься, как девушка? Имей мужественный вид и чеченский характер в танце!

В ансамбле Махмуд танцевал русский танец "Полянка" и армянский. Он был первым из чеченцев, исполнявшим танцы других народов. Махмуд принимал участие в спектаклях Чечено-Ингушского драматического театра. В популярной комедии "Храбрый Кикила" он играл роль царского писаря, в драме "Сурхо - сын Ади" - адъютанта князя Мусоста. В этом же спектакле он исполнял и танцевальную роль черта.

Нелегкую жизнь выбрал Махмуд, и это он теперь почувствовал. Отец и братья не хотели его видеть. Только мать и сестра тайком приходили к нему.

Наступили суровые дни Великой Отечественной войны. Многие друзья, родственники ушли сражаться на фронт. В августе 1941 года с одной из концертных бригад, руководимой директором театра имени Лермонтова И. Н. Иржанским, Махмуд уехал на фронт. Концерты проходили в короткие перерывы между боями, на привалах. Исполняемые Махмудом "Чечено-ингушская лезгинка", русские танцы "Яблочко", "Полянка", "Азербайджанский танец", а также оригинальный акробатический этюд имели большой успех. Бойцам нравился юный веселый артист, который мог запросто копировать популярных актеров Любовь Орлову и Леонида Утесова, известных в то время по кинофильмам "Цирк" и "Веселые ребята".

Фронтовая бригада чечено-ингушских артистов. Слева первый сидит М. Эсамбаев

Бригада выступала под Ростовом, Новочеркасском, на строительстве оборонительных рубежей под Армавиром, в госпиталях Орджоникидзе, у колхозников, перед нефтяниками. За небольшой срок было дано 360 концертов.

После того как из Пятигорска под натиском Советской Армии отступили немцы, бригада приехала обслуживать раненых на Кавминводы. Первый концерт проходил в помещении театра оперетты. На выступление Эсамбаева обратил внимание директор этого театра С. Г. Ходос. Он поздравил артиста и тут же за кулисами предложил:

- Я хочу вас взять премьером балета в наш театр.

Махмуд в ту пору еще не знал, что такое премьер, но согласился.

С волнением и тревогой пришел он на первую репетицию в театр оперетты. В балетном зале к Махмуду подошла солистка театра Зоя Зорина.

- Вы салонные танцы танцуете?

Что такое салонные танцы, он тоже не знал, но, чтобы не подумали, что он деревенщина, ответил:

-Конечно.

Зорина показала танец. Он для Махмуда был несложен. Куда труднее для него оказалось появиться на сцене во фраке. Костюмерша одевала его, а он недоумевал: для чего сзади висят два хвостика, а живот не прикрыт. И вообще ему почудилось, что он не человек, а стрекоза. Воротник страшно давил, он чувствовал себя очень неудобно и неловко.

Прозвучали звуки оркестра, "премьер" сделал первый шаг, начал изображать салонный танец танго так, как он его понимал.

Танец закончен. В зале несколько неуверенных хлопков. Одна из хористок за кулисами громко сказала:

- Ну и взяли чурбана. Разве это танцовщик? Несчастная Зоя!

Махмуд бросился в гримуборную не в силах сдержать слезы. За

ним вошел Ходос, положил руку на плечо и дружески спросил:

- Ну что же ты растерялся, горец?

- Отпустите домой, - сквозь слезы сказал Махмуд, - не хочу быть премьером!

- Не унывай, ты просто взялся не за тот танец. Теперь я знаю, что тебе делать.

Балетмейстер Макс Миксер ставил танцы в оперетте "Роз-Мари". Первый успех пришел к Махмуду Эсамбаев у именно в этом спектакле, где он исполнял "Танец черного с белым". Зрители громко аплодировали, танец повторили дважды.

Большой успех имели танцы: "Бродвей" с Зоей Зориной в оперетте "Сорванец", цыганский в "Холопке", русский в оперетте "Раскинулось море широко". Двадцатилетний артист становился любимцем зрителей.