Перед Отелло

Павел рассказывает, что первый клавир, который он купил еще в студенчестве, это "Отелло" Верди.

- Думаю, пою, слушаю эту музыку восемь лет. Иногда в концертах пою заключительный монолог Отелло. Ношу в себе эту музыку всегда. Ищу образ. Бывает, случайно в трамвае увидишь жесткие надломленные брови - и тут же мысль: "Такой грим может быть у Отелло"... В первый раз для куйбышевской публики пел Отелло на своем творческом вечере. Кажется, приняли. Потом, во всяком случае, было много писем, звонков. Да, это был памятный концерт. 21 декабря 1986 года. Назывался он "Творческий вечер", но состоял, по крайней мере, из трех программ. Судите сами.

Сицилиана из "Сельской чести" и первый акт "Тоски". "Аида" - первый акт, огромная сцена Нила, с любовным дуэтом Радамеса и Аиды, с ее мольбой о раскрытии военного плана, его мучительным согласием, с появлением Амонасро, с раскрытием предательства Радамеса и его арестом. "Кармен" - финал, с последним объяснением Кармен и Хозе, с предельным напряжением страстей, гибелью Кармен и концом Хозе. Такие три сложнейшие, накаленные драматизмом сцены. Только их хватило бы на программу целого творческого вечера.

Однако после небольшого антракта следовала концертная часть, в которой певец исполнил еще три большие арии. Хозе - ария с цветком. Прекраснейший, лиричный и страстный фрагмент "Кармен". Герман - первое ариозо "Я имени ее не знаю", с его внутренним, глубинным, разгорающимся огнем, увлечением, страстью, с незабываемой кульминацией "И все хочу мою святую тогда обнять". Отелло - сцена смерти.

Трудно сказать почему, но монолог Отелло по-своему заслонил все, что было до того. Этот молодой и сильный человек трагически ошибся. Страшная, чудовищная, роковая ошибка! Он погубил на наших глазах свою любовь, он понял это, он умирает. На сцене жила правда. Полный нежности предсмертный крик "Дездемона, Дездемона" прошелестел над залом и заставил оцепенеть. Публика застыла в том восторге, в той восхищенной паузе, которую может вызвать лишь подлинная трагедия. Прекрасное молчание! Оно-то и зовется катарсисом, просветлением, очищающим и возвышающим душу. Все, что было до Отелло, было очень хорошо. Отелло прозвучал потрясающе. Даже не прозвучал - был прожит.

После Отелло должен был следовать, казалось, еще один антракт. Нужно было какое-то время, чтобы перевести дух после трагического и прекрасного шока, пережитого залом.

А неутомимый певец начал как бы третью программу, в которой были знаменитые неаполитанские песни: "Скажите, девушки" Фальво, "Пой мне" Куртиса, "Песня солдата" Канио. Это были его коронные финальные концертные номера еще в студенческие годы. Еще студентом он так пел их на концертах, что ректор шутил: "Все, с отъездом Татарова запрещу петь неаполитанские песни в консерватории". Легко, с чувством стиля ведет певец мелодию, сверкают и бесконечно тянутся верхние-ноты. А голос чистый, свежий, обволакивающий и чарующе парящий...

Одно из писем, которое он получил тогда, написала зрительница, чья молодость пришлась на пятидесятые годы. Она вспоминала звезду куйбышевского театра тех лет - Александра Дольского, ставила Татарова рядом с этим замечательным, мастером: "Голос, темперамент, обаяние - все это произвело неотразимое впечатление, создало атмосферу праздника, восторга, вернуло в молодость".

В подтексте письма проходит такая мысль. В юности у слушательницы был незабываемый Александр Дольский, на гастроли в Куйбышев приезжали Юрлов, Лемешев, Михайлов и многие другие замечательные певцы. Любовь к классической музыке осталась навсегда. Это должно повториться и с молодыми куйбышевскими слушателями, и им выпала встреча с замечательным певцом: "Вот в те годы я и мои сверстники, тогда студенты, поняли и полюбили прекрасную классическую музыку и остались ее поклонниками на всю жизнь. С тех пор прошло много лет, а любовь эта осталась".

Павел Татаров из той когорты артистов, которая привязывает к искусству, настоящему искусству, на всю жизнь. Полагаю, что эта мысль, позаимствованная из зрительского письма, мелькала в тот памятный вечер у многих. В особенности после монолога Отелло...

Конечно, в преддверии сценической постановки этой сложнейшей оперы есть и сомнения. Гложут они самого Павла, их высказывают коллеги и поклонники. Получится ли, не слишком ли молод певец? Лучшие театры мира с осторожностью подходят к этой опере Верди. Удастся ли создать что-то свое, когда есть совершенные и всемирно известные постановки "Отелло?"

Прочтем такое, например, размышление зрителя, умного и бесконечно восхищающегося искусством Павла Татарова: "Правда ли, что в следующем сезоне предполагается "Отелло"? Конечно, Ваш голос вполне отелловский, но Вы ведь еще так молоды. Ведь Вам, как я мог заметить, где-то лет 35. Во-первых, голос следовало бы поберечь, это такая жуткая партия. Когда я слушал "Отелло", я вышел из театра так, как будто меня гоняли по корту. Жуткое напряжение... Как поклонник, вполне искренний поклонник Вашего таланта, я бы предостерег Вас от этой партии".

Знакомы ли эти сомнения самому певцу, режиссеру, дирижеру? Конечно. И думано, и передумано, и взвешено, и десятки раз "отмеряно" решение взяться за постановку "Отелло". Многое из того, что заботит поклонника певца, правда. Правда то, что в мировом репертуаре это труднейшая партия. Правда, что обычно за Отелло в опере, в драме, в балете берутся после сорока пяти.

Но есть и очень существенные контрдоводы. Верди написал своего Отелло так, что определяющее место в партии принадлежит лирическим эпизодам. Отелло в опере не только и не столько воин, зрелый муж, крепкий ратник, необходимый сеньору Брабанцио и другим венецианским дожам для защиты страны, сколько человек огромной души, погруженный в прекрасную светлую любовь. Главное в нем - доверчивая и светлая вера в мир. Точка его опоры в мире - Дездемона. Он полон преклонения перед нею, восторженной любви, веры в то, что она воплощает все лучшее, что есть в мире. И вдруг эта вера подвергается жестоким Сомнениям, а потом и гибнет.

Верди написал глубочайшую трагедию о гибели идеалов. Мудрейшую любовную драму. Его Отелло, возможно, даже моложе, чем Отелло Шекспира. Вердиевский Отелло сродни другим романтическим персонажам композитора: Радамесу, Манрико.

Эта лирико-трагедийная стихия Татарову глубоко близка. И это тоже правда. Его человеческая взрывчатость и доверчивость, эмоциональность и некоторое простодушие сродни психологическому строю музыкального Отелло. Голос певца, его нервы, конечно, нужно беречь. Но ведь есть артисты, которые живут, когда тратят себя, горят, когда предельно осложнена их творческая задача. Творческая перегрузка - самое комфортное для них существование. Жить с сердцем, чуть тлеющим, как огонь в угасающем костре, не по ним. Таков характер лучших теноров, такова традиция. Верди не случайно отдал раскаленную, как лава, партию Отелло именно драматическому тенору.

Такие мысли и привели театр и самого певца к началу работы над "Отелло" Верди. А работа, конечно сверхсложная, мучительная, длинная. Будет ли успех? Он твердит после каждой репетиции гениальное пастернаковское стихотворение:

Цель творчества - самоотдача, 
А не шумиха, не успех. 
Позорно, ничего не знача, 
Быть притчей на устах у всех...