Политический бал

Антуану Бурнонвилю очень нравились балеты Галеотти.

В дневнике имеются многочисленные тому свидетельства: "В "Семирамиде"^* есть сцены, производящие великолепное впечатление", "блестяще скомпонованный русский па-де-де", "восхитительная композиция", "Балет "Diable a quatre ("Своенравная жена") необычайно забавен^** и т. д.

^* ("Семирамида" - балет на музыку К. В. Глюка. Сюжет заимствован из одноименной трагедии Вольтера. Впервые был поставлен в венском Придворном театре Г. Анджолини по сценарию Р. Кальцабиджи в 1765 г. В. Галеотти в 1787 г. осуществил свою постановку "Семирамиды" на музыку И. Дарба в датском Королевском театре, сохранив режиссуру Г. Анджолини.)

^** (Bournonville Ant., op. cit., s. 10, 11, 16.)

Двух иностранцев связывало глубокое знание "старой" школы, реформаторских балетов Новера и Анджолини и некоторая неуверенность в отношении "новой" школы, которая развивалась в то время, когда они работали в Стокгольме и Копенгагене. Оба они прибыли задолго до того, как основное произведение "новой" школы - балет Доберваля "Тщетная предосторожность"^* - увидело свет. И хотя Галеотти не однажды обращался к репертуару "новой" школы, эти постановки несли на себе яркий отпечаток его личного понимания искусства.

^* ("Тщетная предосторожность" - балет на сборную музыку. Впервые был поставлен Ж. Добервалем в 1789 г. в Бордо, а затем в лондонском театре "Пантеон" в 1791 г.)

Через несколько недель после приезда Антуана Бурнонвиля в Копенгаген в Швеции произошло событие, заставившее его отложить отъезд, - убийство Густава III. Бурнонвилю была известна ненависть заговорщиков к дорогостоящим "оперным глупостям". С этой поры у Терпсихоры не было радужных перспектив в Стокгольме.

Была и другая, более глубокая причина политического плана, которую датчане обычно игнорируют. На либерально настроенного, сочувствующего Французской революции Антуана Бурнонвиля произвело огромное впечатление освобождение крестьян и проведение республикой радикальных крестьянских реформ. А реакция начала применять репрессии во Франции лишь через год после приезда Антуана в Данию.

"С этой поры, - рассказывает Август Бурнонвиль, - он и душой и телом стал датским гражданином, несмотря на свои прежние республиканские симпатии, и был до своей кончины верен и предан королевскому дому"^*. Однако дело обстоит не так просто. В другом месте Август Бурнонвиль пишет: "Как ни странно, но мой отец и я были верными роялистами в Дании, восторгались отеческим правлением Фредерика VI; во Франции же наши симпатии были на стороне либеральной оппозиции..."^**. Эти слова написаны намного позже, в связи с посещением Парижа в 1820 году. Республиканцы встретили отца и сына доверчиво, и Август останавливается именно на тех достопримечательностях города, которые связаны с великой революцией. Даже Деламар, первый комиссар республики - так его называли в Копенгагене, "встретил нас чрезвычайно любезно"^***.

^* (Bournonville Aug., Reiseminder, s. 240.)

^** (Bournonville Aug., Erindringer og Tidsbilleder, s. 41.)

^*** (Bournonville Aug., Erindringer og Tidsbilleder, s. 36.)

Оба старика знали, какой опасной может стать их встреча в 1820 году в атмосфере реакционного режима. Август же вряд ли глубоко понимал положение вещей. Его представление о знакомстве отца с комиссаром написано честно. И после этого перепечатывалось в датских книгах и лексиконах. Лишь в 1966 году была издана одна старая рукопись с подробным изложением предыстории отношений Антуана с Деламаром. Вкратце она такова.

После гастролей в 1792-1793 годах Антуан Бурнонвиль возвращается в Стокгольм, где он пробыл недолго, и уже в 1794 году появляется в Дании. В Копенгагене находилась торговая делегация, куда входил Деламар и другие комиссары. Французская республика аккредитовала Ф. А. Грувелля (1758-1806) в качестве официального представителя в Дании. Однако он не был признан датскими властями. Датский король не имел никаких формальных связей с Парижем. Зато премьер-министр Бернсдорф часто встречался с Грувеллем частным образом. Француз был фигурой значительной. Именно он представил конвенту смертный приговор Людовику XVI.

Французские республиканцы пригласили своих датских друзей на большое празднество в связи с освобождением Тулона. Среди гостей были сочувствующие революции - П. А. Хейберг^*, датские деловые люди, в частности фабрикант Карл Людвиг Цинн, дочь которого Софи Доротея и описала это событие, а также солист Антуан Бурнонвиль, который заранее объявил, что он научит гостей "различным фигурам французской кадрили", поскольку нельзя "требовать" от французов знания английских модных танцев, которые обычно танцуют датчане.

^* (Хейберг Петер Андреас (1758-1841) - датский писатель. За антиправительственное выступление был осужден в 1799 г. на изгнание. С 1800 года жил в Париже.)

В день рассылки приглашений Карл Цинн вернулся домой взволнованным: "он слышал на бирже, что английский министр (Даниель Хейлес, тот самый, что обвинял П. А. Хейберга в оскорблении английского правительства) был у Бернсдорфа и потребовал от имени своего правительства запрещения французского бала. Мой отец сказал, что Англия постоянно нас запугивает, что это позор. "Если французский бал будет запрещен, - добавил он, - я устрою в своем доме вечер в честь освобождения Тулона и посмотрю, кто мне это запретит""^*. Слухи подтвердились! В тот день, когда Цинн пригласил гостей, "он получил анонимное письмо, в котором его предупреждали, чтобы в его доме не пели революционных песен, поскольку английский посол нанял чернь, которая выбьет стекла в его доме..."^**.

^* (Thalbitzer S., Grandmamas Bekendelser, Memoirer og breve, bd. IV, København, 1966 [2. udg.], s. 77.)

^** (Thalbitzer S., Grandmamas Bekendelser, Memoirer og breve, bd. IV, København, 1966 [2. udg.], s. 79.)

Кавалером Софи Доротеи за столом был непризнанный посол, и понятно, что она прекрасно помнит исполнение республиканских песен на празднике, в частности Марсельезы и Карманьолы. (Мы опускаем кадриль, танцевавшуюся под руководством Антуана под музыку "Cа ira". Эту часть истории мы узнаем от сына.) Это был отнюдь не невинный праздник. Всем участникам его, в том числе и Антуану Бурнонвилю, было ясно, что они эпатируют правительство и английского посла. Распространялись слухи о том, что в танце "Cа ira" Антуан изображал картины гильотинирования аристократов, а Софи - полуобнаженная, прикрытая лишь тонким флером - представляла Богиню разума^*.

^* (Op. cit., Thalbitzer S., Grandmamas Bekendelser, Memoirer og breve, bd. IV, København, 1966 [2. udg.], s. 81.)

Этот рассказ может быть свидетельством того, какие настроения царили в Дании за пять месяцев до убийства Робеспьера в Париже. Закономерно, что раздраженный двор отложил переговоры с Антуаном Бурнонвилем об ангажементе.

Может показаться странным, что мы уделяем столько внимания симпатиям Антуана Бурнонвиля к Французской революции. Но это естественно, поскольку они играют немалую роль в портрете этого человека и, кроме того, безусловно, повлияли на его сына.

И еще одно обстоятельство наложило свою печать на детство Августа Бурнонвиля. В воспоминаниях он справедливо отмечает: "Самое замечательное в карьере Галеотти то, что он только после 26-летней деятельности (в Копенгагене. - Прим. авт.) и на 67-м году от роду достиг высшего предела как балетный композитор, причем именно в том самом трагическом стиле, каким были отмечены первые его выступления"^*.

^* (Bournonville Aug., Reiseminder, s. 215.)

Семья Бурнонвилей, глава которой исполнял главные героические роли в спектаклях Галеотти, была не только непосредственным свидетелем этого взлета. Позднее творчество мастера дало ключ к пониманию романтических определений "нордического стиля" в музыке и "нордической старины" в драматургии, что сыграло решающую роль в становлении Августа Бурнонвиля как художника.