08.02.2018

Возвращение блудного танцовщика

Известный петербургский фотограф Валентин Барановский выпустил альбом «Рудольф Нуреев. Последний визит». Издание презентовали на одноименной выставке, проходящей в Государственном музее театрального и музыкального искусства в Северной столице. Оба события посвящены отмечаемому в этом году 80-летию со дня рождения великого артиста.

Искусствовед Лариса Абызова написала в предисловии: «Рудольф Нуреев был культовым танцовщиком XX века, божеством мирового балета, мифом, любимцем высшего света, постоянным героем светской хроники. Такой славы, как у Нуреева, не знал ни один другой танцовщик за всю историю существования балетного искусства». Сотни черно-белых негативов и цветных слайдов (в экспозиции представлены 45 снимков) стали итогом напряженной двухнедельной работы в ноябре 1989-го, когда Нуреев прилетел в перестроечный Ленинград, приглашенный главным балетмейстером Кировского театра Олегом Виноградовым, и исполнил партию Джеймса в любимом балете «Сильфида». Нурееву был 51 год. Он недавно пережил утрату близких, страдал от неизлечимой болезни. Теперь даже КГБ, которого артист боялся всю жизнь, был ему безразличен. Нуреев приехал проститься. С друзьями и городом.

Эта щемящая нота стала лейтмотивом альбома известного в театральном кругу фотографа. Профессиональный журналист Барановский окончил Ленинградский университет и долго работал в АПН. В начале 70-х увлекся подмостками. По материалам его фотоархива можно написать историю Мариинского театра за последние 40 лет. Наша редакция побеседовала с художником.

— Вы были своеобразной тенью Нуреева на протяжении его визита. Расскажите подробнее, как все происходило.

— Сначала официальная встреча в аэропорту Пулково: прибыл также и французский консул с женой. Я — один из огромного множества репортеров, устремившихся запечатлеть балетного гения. Тогда не подозревал, что предстоит провести вблизи этого удивительного человека целых две недели. В итоге мне удалось получить разрешение на постоянное сопровождение Нуреева. Было непросто, так как за ним постоянно ходила свита: киногруппа из CNN и толпа людей, среди которых даже женщина в инвалидном кресле.

Обвешанный тремя фотоаппаратами, внимательно следил за его репетициями с двадцатилетней партнершей Жанной Аюповой. Поход в Эрмитаж, встречи с коллегами и друзьями, спектакль... Старался не упустить ничего важного.

Помню, в какой-то момент моя профессиональная сосредоточенность вдруг сменилась удивлением. Это произошло на репетиции «Сильфиды», которую проводила Нинель Кургапкина. Меня совершенно захватил процесс: артистический темперамент и врожденный драматический талант Нуреева превращали работу над ролью в невероятно эмоциональный спектакль. Наряду со старыми друзьями мэтра в зале постоянно находились его бывшая партнерша Ирина Колпакова и молодые артисты: Фарух Рузиматов, Эльдар Алиев.

— Известно, что критики того времени оказались недовольны выступлением Нуреева. Мол, он уже не может танцевать, а аплодисменты относятся больше к прошлому, чем к настоящему.

— Совершенно не согласен! Ленинградцы принимали его потрясающе: овации, охапки цветов. Что бы ни говорили, Рудольф Нуреев был счастлив. Свидетельством тому мои фотографии. Он выглядел совершенно окрыленным, когда исполнял партию. Жанна Аюпова позже утверждала: Нуреев заряжал энергией необыкновенной силы, он даже мог гипнотизировать. Балерину потрясло партнерство с великим артистом, от него, как она говорила, словно исходило сияние.

— Вы замечали, как танцовщику тяжело работать? Ведь состояние стремительно ухудшалось, ему оставалось жить всего три года.

— Да, мэтр приехал с больной ногой, потом на репетиции порвал мышцу на другой ноге. При этом постоянно шутил, все вокруг улыбались и наслаждались общением. Нуреев не жаловался, собрал волю в кулак и репетировал. Я ничего не замечал. Скажу откровенно, о его болезни узнал лишь в самом конце. Только теперь вижу, как много страдания в его облике, особенно в глазах. И все же визит в Ленинград оказался особенным. Перед подготовкой альбома я ездил к Алле Осипенко, работавшей с Нуреевым в Парижской Опере и все эти годы очень близкой с ним. Наши ощущения совпали. Алла Евгеньевна сказала: «Я смотрю на фотографии, на его лицо, и на этом лице словно написано: а я дома, а я дома...»

— Остались ли у Вас особые впечатления о Нурееве как о человеке?

— Меня тронуло, с какой любовью он обходил дорогие его сердцу места. Танцовщик ни на минуту не расставался с фотоаппаратом. Бродил по улице Зодчего Росси, разглядывая родные стены Вагановского училища. Во время экскурсии нашел то самое место у станка, откуда начинался его путь к всемирной славе. Он был явно растроган. Здесь же встретился с первой партнершей по Кировскому великой Наталией Дудинской и своим педагогом Николаем Серебренниковым. Все казались очень воодушевленными. Нуреев раздавал автографы.

— Визит артиста в Эрмитаж как-то связан с его известной страстью к собирательству?

— Действительно, Нуреев считался любителем живописи и хорошо разбирался в ней, к тому же он обладал огромным состоянием, что позволило сформировать коллекцию. Алла Евгеньевна, часто бывавшая в его парижской квартире на набережной Вольтера, рассказывала: «Картины от пола до потолка, а потолки под пять метров». Поэтому в Эрмитаже Нуреев был особенно оживленным, много беседовал с искусствоведом, специально приставленным к нам Борисом Пиотровским. Директор музея и сам лично пришел приветствовать знаменитого гостя. Примечательно, что мэтр потребовал проводить его к Рембрандту. Подобный жест выглядел символичным, ведь великий танцовщик — в своем роде блудный сын. Нуреев всегда одевался очень импозантно, любил головные уборы, на плечи накидывал палантины. Чувствовал себя в роскошных дворцовых залах «как рыба в воде» и охотно позировал у портрета Генриха Благочестивого и на фоне старинных гобеленов.

— Среди Ваших фотографий есть даже кадры из гримуборной...

— Это закулисье, святая святых артиста. Попасть туда непросто. Именно здесь становится понятно, какова цена появления на свет волшебного чуда спектакля. Ведь скрытое от наших глаз далеко не всегда романтично. Натертые до кровяных мозолей ноги, смертельная усталость изматывающих репетиций. В моем архиве немало фотографий, показывающих, как драматична судьба балетного танцовщика.

Впрочем, к Нурееву внимание тогда было велико: расслабиться он не мог, наверное, даже в гримерке. Не я один не давал ему покоя. Однако знаменитый гость, как мне кажется, и не хотел, чтобы его жалели. Друзья Нуреева делали вид, будто не знают, в каком он состоянии.

— В последнее время к жизни неистового татарина обращаются в театре и кино. Каково Ваше отношение к биографическим произведениям, в частности к спектаклю «Нуреев» на сцене Большого театра?

— Эту постановку еще не видел, но совершенно уверен: пора отдать дань уважения гениальному артисту у него на родине, из истории которой он так долго был вычеркнут.

Евгения Логвинова

Источники:

1. portal-kultura.ru